к раковине и вымыл руки. – Мне нужно прилечь. Немножко «Дремы» не повредит. Но сперва закончим разговор, хотя я толком не знаю, что еще вам рассказать.
– К слову, о переменных… – пораздумав, сказал Пелл. – Наши ученые считают некоторые постоянные краеугольными камнями, истинами, на которых зиждется наука.
– Но что есть истина? – спросил Пастор, вытирая руки. – Я порой об этом задумываюсь. Так или иначе…
Они вернулись в большую, заставленную мебелью комнату. Физик подошел к пульту «Волшебной страны», рассеянно нажал на кнопки.
– Не знаю, – сказал он. – Стараюсь ко всему подходить непредвзято, но не понимаю, каким образом бомбы пробивают силовые поля, особенно бомбы, которые в принципе не должны взрываться.
– Может ли это быть как-то связано с Пустышками? – спросил Дюбро. – Они считаются вражеским оружием, которое не сработало. А по сути, это непреодолимые силовые поля.
– Непреодолимые? Согласен. – Пастор даже не повернулся. – Насчет силовых полей не уверен. Я изучал Пустышки, работая в составе двух экспедиций, и выдвинул пару теорий, с которыми никто не согласился. Разумеется, двадцать два года назад мой ум был гибче. – Он ухмыльнулся. – Если ознакомитесь с досье по тому делу, найдете утверждения некоего Бруно, что он обнаружил сильное радиационное излучение одной из Пустышек.
– Честно говоря, я уже об этом читал. – Пелл сел на диван, наклонившись вперед. – Но без подробностей.
– Доказательств представлено не было, – сказал Пастор. – Излучение продолжалось около часа, датчик Бруно был единственным, работавшим в то время, а график по одной точке не построишь. Однако в излучении наблюдались некоторые закономерности. Бруно предположил, что это попытка выйти на связь.
– Знаю, – ответил Пелл. – Но на этом доклад заканчивается.
– Об остальном могли только гадать. Кто использует радиацию для связи?
Дюбро вспомнил Билли ван Несса, его закрытые глаза и хриплое «К-к-к-ко-о-о!». Изменение основных генов, незаметное до запоздалого взросления, воплотилось в необъяснимом психическом отклонении…
– А теперь Пустышки ничего не излучают? – спросил он.
– Не замечали.
Тогда почему люди вроде Билли ван Несса выходили из ступора, оказываясь неподалеку от заржавевших серебристых куполов? Вряд ли потому, что узнавали знакомое место, да и в экстрасенсорику тоже не слишком верится. Подобные воспоминания должны быть приобретенными, а не унаследованными.
– Вообще-то, кое-какое излучение от Пустышек исходит, – поправился Пастор, – иначе мы бы смогли в них забраться. Но источник определить не удается. В любом случае сомневаюсь, что Пустышки как-то связаны с этим уравнением.
– Вы, главное, его решите, – бросил Пелл. – Это, знаете ли, дело небезопасное.
– Есть риск сумасшествия. Хотите постучать мне по коленке?
– По правде говоря, да, – ответил Пелл. – Конечно, если вы не возражаете.
– Вовсе нет.
– Бен?
Работа была рутинная. Дюбро наблюдал, как Пелл задает физику на первый взгляд не связанные вопросы, которые на самом деле выстраивались в логическую цепочку, и записывал. Наконец тестирование завершилось, и Пастор с улыбкой откинулся в кресле.
– Все в пределах нормы. Но вы асоциальный тип, – заключил Пелл.
– И тем не менее не социопат. У меня жена и двое детей. – Физик указал на трехмерный портрет из прозрачного пластика. – И я прекрасно приспосабливаюсь.
– Никогда прежде не видел такого набора «Волшебной страны». Часто пользуетесь?
– Часто. – Пастор снова взял пульт. – Про заводские настройки я давно позабыл. Создаю собственные системы и парадоксы…
На экране вспыхнули яркие полосы и линии. Похоже, они складывались в какую-то картинку.
– В этой последовательности я обозначил человеческие эмоции цветами, а сюжет придумываю по ходу дела, – объяснил физик.
Они некоторое время смотрели на переливающийся разными цветами экран. Затем Пелл поднялся:
– Доктор Пастор, не будем лишать вас сна. Позвоните, если узнаете что-нибудь новое?
– Обязательно. – Пастор выключил «Волшебную страну». – Не сомневайтесь, я решу это уравнение за несколько дней.
– Он так в этом уверен, – заметил Дюбро, когда они с Пеллом сели в вертолет.
– Непохоже, что действует наугад. Но у него в голове все перемешано. Непростая он рыба, Бен.
– И вкус у него напрочь отсутствует.
– Не берусь судить. Возможно, вкус у него специфический. Нужен подробный психологический портрет Пастора на основе сегодняшних наблюдений. Набросай и отправь мне, как только сможешь; я доработаю. Если Пастор решит уравнение, то честь ему и хвала. Но если нет…
– Склонность к психопатии у него имеется?
– При определенных условиях любой может сойти с ума. На суицидника или маньяка он не похож. Максимум – шизофреник, но и в этом я не уверен. Летим в Нижний Чикаго. Если успеем до утра собрать в одну кучу достаточно данных, можно будет ее на стол шефу вывалить.
Дюбро достал из бардачка курительную трубку и глубоко вдохнул. Во рту у него пересохло. Пелл усмехнулся:
– Все нервничаешь?
– Немножко.
На самом деле нервничал Дюбро изрядно. Диафрагма была напряжена, дышалось тяжело, а по коже бегали мурашки. Он ерзал в мягком кресле, пока шестеренки в голове не закрутились свободно, не цепляясь за мысли.
– Cui bono? [83] – сказал Пелл. – Помни, ответственность лежит не на нас.
– А на ком?
– Мы не сможем решить уравнение. Даже не найдем человека, который сможет, если не справится Пастор. Все это в компетенции шефа.
– Ага, – ответил Дюбро, но мурашки продолжали бегать у него по рукам.
Глава 5
Рябь в зеркале усилилась. Концентрические круги расходились из одной точки, искажая отражение Кэмерона. Он отошел, и рябь постепенно исчезла.
Тогда он снова встал напротив зеркала. Как только его лицо отразилось в стекле, рябь вернулась. Кэмерон подождал, и рябь вскоре прекратилась.
Впрочем, каждый раз, когда он моргал, появлялись небольшие круги, по одному на глаз, и искажали гладкую поверхность.
Угол отражения равен…
Кэмерон вгляделся в свое усталое лицо под копной седых волос и постарался держать веки открытыми.
Моргнул.
Рябь.
Невероятно.
Он отвернулся. Осмотрел комнату. Теперь в этой комнате за всем нужен глаз да глаз. Она стала ему чужой, несмотря на то что в этом доме он прожил много лет. Если ему изменило зеркало, то может изменить и рельефный истоптанный пол. И бильярдный стол. И светящийся потолок, и…
Кэмерон резко повернулся и поднялся по лестнице, не включая эскалатор. Ему хотелось ощущать под ногами твердую поверхность, а не тихо скользить, не забывая ни на секунду, что Земля потеряла былую монолитность.
Вдруг он сильно вздрогнул. Только жесткий самоконтроль теперь не позволял ему…
Ничего чрезвычайного не случилось. Просто он шагнул на ступеньку, которой не было. Случается.
Увидел ли он эту несуществующую верхнюю ступеньку? Кэмерон попытался вспомнить, но не смог.
Это уже не впервые. Такое случалось, когда он отвлекался, когда забывал. Верхняя ступенька появлялась там, где ее не должно было быть. Неосязаемо. Возможно, даже незримо.
Видеофон
